Грабал Богумил - Божьи Дети



Богумил Грабал
БОЖЬИ ДЕТИ
Перевод с чешского Сергея Скорвида
Даже дядюшка Пепин, приехавший в Нимбурк из самой Моравии, превратился
в конце концов в одну из тех безумных марионеток, что жили в городке, где
остановилось их время, в одного из тех юродивых и сумасшедших, которые жили,
не ища смысла в своем помешательстве, и веселили прочих, иногда даже ценою
собственной смерти. Дядюшка Пепин уже с самого детства любил бояться. Чтобы
дойти до городка, он должен был миновать длинный кусок стены пивоварни, за
которой позвякивали цепями привязанные кони и волы, потом ему приходилось
идти вдоль сада пивоварни до самой Лабы, а потом еще по дороге между речной
отмелью и полем, чтобы фонарь у первого домика осветил ему путь, полный
приключений. Оланек Коларж и его приятели знали, как трусит дядюшка Пепин, и
ложились в лебеду возле этой дороги, да и солодильщики не ленились, и вот,
когда дядюшка Пепин приближался, весь взмокший и радостный оттого, что это
позвякивание цепей уже позади, темным вечером там, на углу пивоварни, где о
стену со свистом и воем бился ветер, дующий от реки прямо через эту стену,
солодильщики внезапно подымали на палке развевающуюся простыню, так что
Пепин убегал к реке, а потом, когда он уже видел первый огонек, Оланек
Коларж и его приятели, лежавшие в высокой лебеде, начинали вертеться и
шуршать, и подходивший к ним дядюшка слышал к своему ужасу человеческие
голоса: "Вот он... Он уже близко... У вас с собой ваши острые ножи? Тише,
тише... Убьем его!" И дядюшка Пепин несся, вывалив язык, как он рассказывал,
и останавливался только возле первого огонька -- с тем, чтобы время от
времени, когда он возвращался из пивных, Оланек и его приятели опять лежали
в придорожной лебеде, и бормотали, и переговаривались вполголоса: "Вот он...
Убьем его!" И дядюшка Пепин бежал к Лабе, а потом поднимался по дороге к
стене пивоварни, где над ним вновь и вновь склонялась развевающаяся простыня
и где он слышал нечеловеческий скулеж, после чего дядюшка мчался, высунув
язык, мимо длинных конюшен пивоварни, продолжая бояться, что и за их стенами
его подкарауливают черти, гремя цепями... Так он весь в поту добегал до
пивоварни, и спасением для него была скамейка у конторы, где мы до глубокой
ночи сидели с паном Ванятко и его верной собакой Майкой, и тут дядюшка Пепин
валился без сил на землю, утирая пот и с трудом переводя дух, а потом
принимался объяснять, что он мог лишиться жизни... Однако, придя в себя, он
должен был преодолеть последние сто пятьдесят метров до пивоварни, а потом
вбежать в солодильню и по винтовой лестнице наверх, в служебку... Там же, на
углу пивоварни, всегда дул такой пронзительный ветер, что всякий, кто шел
туда, должен был склониться перед этим сквозняком и едва ли не улечься на
него, и больше всего дядюшка Пепин боялся именно этого сквозняка, который,
черт побери, ни с того ни с сего ослабевал, и дядюшка спотыкался и падал на
колени, а потом вбегал во тьму и поспешно отпирал двери солодовни, но ветер
захлопывал их за ним с такой силой, что дядюшке Пепину казалось, будто
кто-то схватил его за шею, втолкнул в солодовню и с яростью закрыл за ним
двери. А потом, уже во мраке солодовни, там, наверху, бывал такой ветер, что
от его могучих порывов разбитое окно ходило туда-сюда, распахивалось от
сквозняка и вновь затворялось с громким ударом, так что дядюшка Пепин
взлетал по лестнице на второй этаж, где жили солодильщики, но они иногда,
заслышав, как Пепин влетает в солодовню, гаси



Содержание раздела