Гофман Эрнст Теодор Амадей - Эликсиры Сатаны
Эрнст Теодор Амадей Гофман
Эликсиры сатаны
ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ
Охотно повел бы я тебя, благосклонный читатель, под
сумрачную сень платанов, где я впервые прочитал диковинное
повествование брата Медарда. Ты сел бы рядом со мною на
каменную скамью, еле заметную за благоухающим кустарником и
ярко пламенеющими цветами; с томлением неизъяснимым смотрели бы
мы с тобой на синие причудливые громады гор, встающие над
солнечной равниной, что расстилается за пределами парка.
Оглянувшись назад, ты увидел бы шагах в двадцати от нас
готическое здание с порталом, щедро украшенным статуями.
С горящих яркими красками фресок на обширной стене
смотрели бы на тебя, сквозь сумрачную листву платанов, ясные,
полные жизни очи святых.
Алое, как жар, солнце садится на гребне гор, повеяло
вечерним ветерком, всюду жизнь и движение. Шепот и ропот
каких-то дивных голосов слышатся в деревьях и кустах все яснее
и яснее; словно невидимый хор и раскаты органа нам почудились
где-то вдали. Молча, в ниспадающих широкими складками одеяниях
шествуют по аллее сада величавые мужи с обращенными к небу
благоговейными взорами. Уж не святые ли ожили там, наверху, и
спустились с карнизов храма?
Ты весь преисполнился таинственного Трепета, навеянного
чудесами житий и легенд, здесь воплощенными; тебе уже
мерещится, что все это и впрямь совершается у тебя на глазах,
-- и ты всему готов верить. В таком-то настроении ты стал бы
читать повествование Медарда, и странные видения этого монаха
ты едва ли счел бы тогда одной лишь бессвязной игрой
разгоряченного воображения...
Но раз уж ты, благосклонный читатель, увидел лики святых,
обитель и монахов, то нечего объяснять, что я привел тебя в
великолепный парк монастыря капуцинов близ города Б.
Мне привелось однажды пробыть несколько дней в этом
монастыре; почтенный приор показал мне оставшиеся после брата
Медарда и хранившиеся в архиве как некая достопримечательность
Записки, и лишь с трудом уговорил я колебавшегося приора
позволить мне ознакомиться с ними. Старец полагал, что
по-настоящему эти Записки следовало бы сжечь.
Не без тревоги, что и ты, благосклонный читатель, примешь
сторону приора, я вручаю тебе эту книгу, составленную по
Запискам. Но если ты отважишься последовать за Медардом как его
верный спутник по мрачным монастырским переходам и кельям, а
затем по пестрому-пестрому миру и вместе с ним испытаешь все,
что перенес он в жизни страшного, наводящего ужас, безумного и
смехотворного, то, быть может, тебя развлечет многообразие
картин, которые откроются перед тобой словно в камере-обскуре.
Может статься, что с виду бесформенное примет, едва ты
пристально вглядишься, ясный и свершенный вид. Ты постигнешь,
как из незримого семени, брошенного в землю сумрачным роком,
вырастает пышное растение и, пуская множество побегов,
раскидывается вширь и ввысь,--доколе распустившийся на нем
единственный цветок не превратится в плод, который высосет все
живые соки растения и погубит его, равно как и семя, из коего
оно резвилось...
Прочитав с великим тщанием Записки капуцина Медарда -- а
это было нелегко, ибо блаженной памяти брат писал мелким
неразборчивым монашеским почерком, -- я пришел к мысли, что
наши, как мы их обычно именуем, грезы и фантазии являются, быть
может, лишь символическим откровением сущности таинственных
нитей, которые тянутся через всю нашу жизнь и связывают воедино
все ее проявления; я подумал, что обречен на гибель тот, кто
вообразит, будто познание это дает ему пр
