Гоф Лоренс - Сэндсторм



ЛОРЕНС ГОФ
СЭНДСТОРМ
Посвящается Джен
Каждая душа — заложница собственных деяний
Коран
Пролог
Цюрих, октябрь 1987 г.
Длинное, по щиколотку черное пальто из поярка, мягкая черная фетровая шляпа, черные тупоносые ботинки из тех, которые предпочитают полицейские на дежурстве, — словом, Сэндсторм выглядел весьма респектабельно, правда, несколько мрачно, словно собрался на похороны. Однако его душа — чего никак нельзя было предположить по чинному наряду, по бледному лицу, лишенному всякого выражения, или по равнодушию, что читалось во взгляде карих глаз, — ликовала от радости.
Что касается Фрица Хойзера, старшего исполнительного директора Центрального банка Цюриха, его внешность составляла предел мечтаний Сэндсторма: коротко остриженные седые волосы, темно-синий костюм в мелкую полоску — весь его облик на редкость гармонировал с просторным банковским конференц-залом, который буквально давил на психику своими мрачными, погребальных тонов портьерами и угнетающей, трижды отфильтрованной атмосферой.
Осторожно пожимая костлявую ладонь Хойзера, Сэндсторм постарался запомнить мельчайшие подробности: тихое жужжание кондиционера, изысканную игру света и тени на серой с золотым отливом обивке, мягкость дорогого ковра под ногами. Он выждал несколько секунд, стиснул пальцы в последний раз и отпустил руку директора.
— Пожалуйста, присаживайтесь поудобнее, — пригласил Хойзер, испустив вздох то ли облегчения, то ли недовольства.
Сэндсторм расположился в огромном кресле — массивный бронзовый каркас, спинка из поблескивающей черной кожи, мягкое сиденье, — достал из кармана шоколадку, сорвал с нее обертку и протянул Хойзеру. Банкир вежливо отказался, сделав отрицательный жест рукой. Сэндсторм сунул шоколадку в рот и облизал пальцы.
Они сидели напротив друг друга за громадным бронзовым столом шести футов шириной и добрых двадцати в длину. Столешница его была гладкой, как стекло, и холодной, словно лед; ее сверкающая гладь отражала только темные очки Сэндсторма с зеркальными линзами да еще маленькие, сложенные вместе ладони Хойзера.
Сэндсторм откашлялся, с трудом подавил желание поправить узел галстука и признался себе, что слегка нервничает — даже, может быть, и не слегка, а, так сказать, на всю катушку. Ну и что? Разве у него нет на то оснований?

Он что, каждый день открывает в банке счет на пять миллионов американских долларов в не поддающихся прослеживанию бумажках номиналом в двадцать и пятьдесят баксов? Разумеется, ему, к сожалению, принадлежала не вся сумма; в предприятиях такого рода расходы почему-то неизбежны и всегда съедают значительную часть дохода.
— Я понимаю, для вас в этой процедуре нет ничего особенного, — проговорил Сэндсторм. — Вам, верно, открывать счет клиенту — все равно что чистить зубы по утрам. — Или класть их вечером в стакан с водой, прибавил он мысленно. — Однако вы должны понимать, что для меня тут все ново и довольно волнительно.
— Да, конечно, — кивнул Хойзер. И у Сэндсторма ни с того ни с сего сложилось впечатление, что кивок означал не столько согласие, сколько степень утомления почтенного банкира.

Хойзер был необычайно худ и мертвенно-бледен, как то, впрочем, и пристало восьмидесятилетнему старику; его выручали глаза, живые, с огоньком, которые явно молодили лицо банкира. К тому же они имели тот самый зеленоватый оттенок, какой присущ свежеотпечатанным банкнотам.
— Прежде всего, — продолжал Сэндсторм, — я хочу, чтобы мне обеспечили свободный доступ к моему счету.
— В часы работы банка, — отозвался Хойзер.
— А



Содержание раздела